Неточные совпадения
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно
с приятностию
проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Но Прыщ был совершенно искренен в своих заявлениях и твердо решился следовать по избранному пути. Прекратив все дела, он ходил по гостям, принимал обеды и балы и даже
завел стаю борзых и гончих собак,
с которыми травил на городском выгоне зайцев, лисиц, а однажды заполевал [Заполева́ть — добыть на охоте.] очень хорошенькую мещаночку. Не без иронии отзывался он о своем предместнике, томившемся в то
время в заточении.
В то
время как Степан Аркадьич приехал в Петербург для исполнения самой естественной, известной всем служащим, хотя и непонятной для неслужащих, нужнейшей обязанности, без которой нет возможности служить, — напомнить о себе в министерстве, — и при исполнении этой обязанности, взяв почти все деньги из дому, весело и приятно
проводил время и на скачках и на дачах, Долли
с детьми переехала в деревню, чтоб уменьшить сколько возможно расходы.
Она положила обе руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то
время, которое она не видала его. Она, как и при всяком свидании,
сводила в одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности)
с ним, каким он был.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то
время, как она говорила
с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях
с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его
провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Во
время же игры Дарье Александровне было невесело. Ей не нравилось продолжавшееся при этом игривое отношение между Васенькой Весловским и Анной и та общая ненатуральность больших, когда они одни, без детей, играют в детскую игру. Но, чтобы не расстроить других и как-нибудь
провести время, она, отдохнув, опять присоединилась к игре и притворилась, что ей весело. Весь этот день ей всё казалось, что она играет на театре
с лучшими, чем она, актерами и что ее плохая игра портит всё дело.
Со
времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза был на даче. Один раз обедал, другой раз
провел вечер
с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это в прежние годы.
Левина уже не поражало теперь, как в первое
время его жизни в Москве, что для переезда
с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно было запрягать в тяжелую карету пару сильных лошадей,
провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это казалось ему натурально.
Разговор их был прерван Анной, нашедшею общество мужчин в бильярдной и
с ними вместе возвращавшеюся на террасу. До обеда еще оставалось много
времени, погода была прекрасная, и потому было предложено несколько различных способов
провести эти остающиеся два часа. Способов
проводить время было очень много в Воздвиженском, и все были не те, какие употреблялись в Покровском.
В женском вопросе он был на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их права на труд, но жил
с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме общей
с мужем заботы, как получше и повеселее
провести время.
Но когда вышедший вслед за ним Степан Аркадьич, увидав его на лестнице, подозвал к себе и спросил, как он в школе
проводит время между классами, Сережа, вне присутствия отца, разговорился
с ним.
— Вот он вас
проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший
с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое
время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище
провожает автора до Рая.] и
провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида
с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
— Нет, Павел Иванович! как вы себе хотите, это выходит избу только выхолаживать: на порог, да и назад! нет, вы
проведите время с нами! Вот мы вас женим: не правда ли, Иван Григорьевич, женим его?
— Позвольте вам вместо того, чтобы
заводить длинное дело, вы, верно, не хорошо рассмотрели самое завещание: там, верно, есть какая-нибудь приписочка. Вы возьмите его на
время к себе. Хотя, конечно, подобных вещей на дом брать запрещено, но если хорошенько попросить некоторых чиновников… Я
с своей стороны употреблю мое участие.
Правда, в таком характере есть уже что-то отталкивающее, и тот же читатель, который на жизненной своей дороге будет дружен
с таким человеком, будет
водить с ним хлеб-соль и
проводить приятно
время, станет глядеть на него косо, если он очутится героем драмы или поэмы.
Атвуд взвел, как курок, левую бровь, постоял боком у двери и вышел. Эти десять минут Грэй
провел, закрыв руками лицо; он ни к чему не приготовлялся и ничего не рассчитывал, но хотел мысленно помолчать. Тем
временем его ждали уже все, нетерпеливо и
с любопытством, полным догадок. Он вышел и увидел по лицам ожидание невероятных вещей, но так как сам находил совершающееся вполне естественным, то напряжение чужих душ отразилось в нем легкой досадой.
Похвальный лист этот, очевидно, должен был теперь послужить свидетельством о праве Катерины Ивановны самой
завести пансион; но главное, был припасен
с тою целью, чтобы окончательно срезать «обеих расфуфыренных шлепохвостниц», на случай если б они пришли на поминки, и ясно доказать им, что Катерина Ивановна из самого благородного, «можно даже сказать, аристократического дома, полковничья дочь и уж наверно получше иных искательниц приключений, которых так много расплодилось в последнее
время».
Порфирий Петрович тоже ни разу не
свел с него глаз во все
время.
Целая компания нас была, наиприличнейшая, лет восемь назад;
проводили время; и все, знаете, люди
с манерами, поэты были, капиталисты были.
Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала его; подперши кулачком свое круглое лицо, которому одутловатые, вишневого цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не
сводила глаз
с сына и все вздыхала; ей смертельно хотелось узнать, на сколько
времени он приехал, но спросить она его боялась.
Аркадий принялся говорить о «своем приятеле». Он говорил о нем так подробно и
с таким восторгом, что Одинцова обернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Между тем мазурка приближалась к концу. Аркадию стало жалко расстаться
с своей дамой: он так хорошо
провел с ней около часа! Правда, он в течение всего этого
времени постоянно чувствовал, как будто она к нему снисходила, как будто ему следовало быть ей благодарным… но молодые сердца не тяготятся этим чувством.
Базаров говорил все это
с таким видом, как будто в то же
время думал про себя: «Верь мне или не верь, это мне все едино!» Он медленно
проводил своими длинными пальцами по бакенбардам, а глаза его бегали по углам.
— Нет, я о себе. Сокрушительных размышлений книжка, — снова и тяжелее вздохнул Захарий. —
С ума
сводит. Там говорится, что
время есть бог и творит для нас или противу нас чудеса. Кто есть бог, этого я уж не понимаю и, должно быть, никогда не пойму, а вот — как же это,
время — бог и, может быть, чудеса-то творит против нас? Выходит, что бог — против нас, — зачем же?
За
время, которое он
провел в суде, погода изменилась:
с моря влетал сырой ветер, предвестник осени, гнал над крышами домов грязноватые облака, как бы стараясь затискать их в коридор Литейного проспекта, ветер толкал людей в груди, в лица, в спины, но люди, не обращая внимания на его хлопоты, быстро шли встречу друг другу, исчезали в дворах и воротах домов.
Клим Самгин, прождав нежеланную гостью до полуночи,
с треском закрыл дверь и лег спать, озлобленно думая, что Лютов, может быть, не пошел к невесте, а приятно
проводит время в лесу
с этой не умеющей улыбаться женщиной.
Самгин
провел с ним часа три, и все
время Инокова как-то взрывало, помолчит минут пять и снова начинает захлебываться словами, храпеть, кашлять. В десять часов пришла Спивак.
В комнате, которая отделялась только небольшим коридором от кабинета Ильи Ильича, послышалось сначала точно ворчанье цепной собаки, потом стук спрыгнувших откуда-то ног. Это Захар спрыгнул
с лежанки, на которой обыкновенно
проводил время, сидя погруженный в дремоту.
Поверенный распорядился и насчет постройки дома: определив, вместе
с губернским архитектором, количество нужных материалов, он оставил старосте приказ
с открытием весны
возить лес и велел построить сарай для кирпича, так что Обломову оставалось только приехать весной и, благословясь, начать стройку при себе. К тому
времени предполагалось собрать оброк и, кроме того, было в виду заложить деревню, следовательно, расходы было из чего покрыть.
Но он был в затруднении, о чем думать: о письме ли старосты, о переезде ли на новую квартиру, приняться ли
сводить счеты? Он терялся в приливе житейских забот и все лежал, ворочаясь
с боку на бок. По
временам только слышались отрывистые восклицания: «Ах, Боже мой! Трогает жизнь, везде достает».
Крестьяне в известное
время возили хлеб на ближайшую пристань к Волге, которая была их Колхидой и Геркулесовыми Столпами, да раз в год ездили некоторые на ярмарку, и более никаких сношений ни
с кем не имели.
Что касается дороги через Верхлёво и моста, то, не получая от вас долгое
время ответа, я уж решился
с Одонцовым и Беловодовым
проводить дорогу от себя на Нельки, так что Обломовка остается далеко в стороне.
«Увяз, любезный друг, по уши увяз, — думал Обломов,
провожая его глазами. — И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со
временем ворочать делами и чинов нахватает… У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое… А между тем работает
с двенадцати до пяти в канцелярии,
с восьми до двенадцати дома — несчастный!»
Несмотря, однако ж, на эту наружную угрюмость и дикость, Захар был довольно мягкого и доброго сердца. Он любил даже
проводить время с ребятишками. На дворе, у ворот, его часто видели
с кучей детей. Он их мирит, дразнит, устроивает игры или просто сидит
с ними, взяв одного на одно колено, другого на другое, а сзади шею его обовьет еще какой-нибудь шалун руками или треплет его за бакенбарды.
И вдруг она опять стала покойна, ровна, проста, иногда даже холодна. Сидит, работает и молча слушает его, поднимает по
временам голову, бросает на него такие любопытные, вопросительные, прямо идущие к делу взгляды, так что он не раз
с досадой бросал книгу или прерывал какое-нибудь объяснение, вскакивал и уходил. Оборотится — она
провожает его удивленным взглядом: ему совестно станет, он воротится и что-нибудь выдумает в оправдание.
Студенты все влюблялись в нее, по очереди или по несколько в одно
время. Она всех
водила за нос и про любовь одного рассказывала другому и смеялась над первым, потом
с первым над вторым. Некоторые из-за нее перессорились.
Он чаще прежнего заставал ее у часовни молящеюся. Она не таилась и даже однажды приняла его предложение
проводить ее до деревенской церкви на гору, куда ходила одна, и во
время службы и вне службы, долго молясь и стоя на коленях неподвижно, задумчиво,
с поникшей головой.
— Нет, вам не угодно, чтоб я его принимал, я и отказываю, — сказал Ватутин. — Он однажды пришел ко мне
с охоты ночью и попросил кушать: сутки не кушал, — сказал Тит Никоныч, обращаясь к Райскому, — я накормил его, и мы приятно
провели время…
В юности он приезжал не раз к матери, в свое имение,
проводил время отпуска и уезжал опять, и наконец вышел в отставку, потом приехал в город, купил маленький серенький домик,
с тремя окнами на улицу, и свил себе тут вечное гнездо.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно
проводить время было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней
с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас
с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Аграфена Петровна лет десять в разное
время провела с матерью Нехлюдова за границей и имела вид и приемы барыни. Она жила в доме Нехлюдовых
с детства и знала Дмитрия Ивановича еще Митенькой.
Один раз летом на этапе во
время дневки Нехлюдов
провел с ним почти целый день, и Крыльцов, разговорившись, рассказал ему свою историю, и как он стал революционером.
«А черт
с ним,
с этим Приваловым, в самом-то деле, — раздумывала наедине Заплатина под влиянием только что полученной неприятности от своей пансионской подруги. — Пожалуй,
с ним только даром
время проведешь, а каши не сваришь…»
Таким образом сделалось всем известно, что Привалов
провел в Петербурге очень бурную молодость в среде jeunesse doree самой высшей пробы; подробно описывали наружность его любовниц
с стереотипными французскими кличками, те подарки, которые они в разное
время получали от Привалова в форме букетов из сторублевых ассигнаций, баснословной величины брильянтов, целых отелей, убранных
с княжеской роскошью.
А Привалов в это
время, по мнению Хионии Алексеевны, лишился последних признаков человеческой мысли, доказательством чему, во-первых, служило то, что он
свел самое компрометирующее знакомство
с каким-то прасолом Нагибиным, настоящим прасолом, который сидел в мучной лавке и
с хлыстом бегал за голубями.
— Нет, это пустяки. Я совсем не умею играть… Вот садитесь сюда, — указала она кресло рядом
с своим. — Рассказывайте, как
проводите время. Ах да, я третьего дня, кажется, встретила вас на улице, а вы сделали вид, что не узнали меня, и даже отвернулись в другую сторону. Если вы будете оправдываться близорукостью, это будет грешно
с вашей стороны.
Надежда Васильевна иногда встречалась
с Лоскутовым у Ляховских, и они втроем
проводили очень весело
время.
Нового Хиония Алексеевна узнала немного: Привалов больше
проводил время в разговоре
с Марьей Степановной или в кабинете старика.
— Нет, я
с большим удовольствием
провел время, — уверял Привалов.
Библию же одну никогда почти в то
время не развертывал, но никогда и не расставался
с нею, а
возил ее повсюду
с собой: воистину берег эту книгу, сам того не ведая, «на день и час, на месяц и год».
Приближалось
время хода кеты, и потому в море перед устьем Такемы держалось множество чаек. Уже несколько дней птицы эти в одиночку летели куда-то к югу. Потом они пропали и вот теперь неожиданно появились снова, но уже стаями. Иногда чайки разом снимались
с воды, перелетали через бар и опускались в
заводь реки. Я убил двух птиц. Это оказались тихоокеанские клуши.